1.2 Внутривизантийские богословские проблемы

Между серединой X и серединой XI веков пока что находится настоящий Dark Age византийского богословия: мы почти ничего не знаем о том, чем жила тогда Византия в области богословия и философии. И это несмотря на то, что данному столетию принадлежит жизнь одного из самых ярких и влиятельных вплоть до нашего времени византийских богословов—Симеона Нового Богослова (949-1022), от которого до нас дошел довольно большой объем текстов богословского содержания. Пока что творения этого отца приходится изучать так же, как изучали, например, святого Максима Исповедника столетие тому назад: вне исторического контекста, едва-едва и с трудом реконструируя позиции оппонентов святого отца90. Причина этого—вовсе не в отсутствии источников, а в их малой изученности.

Надо заметить, что ближайшим, хотя и самым младшим учеником Симеона Нового Богослова оказался Никита Стифат, автор его Жития и издатель собрания его сочинений. Тезис Никиты Стифата о тождестве тела Христова в обоженных телах верных и в Иисусе, выдвинутый им в 1054 году против латинян, был очень дорог Симеону и подробно им разрабатывался.

Начиная с середины XI века, в византийском богословии вырастает новое явление, влияние которого на последующие судьбы византийского богословия еще предстоит оценить, но уже сейчас можно сказать, что оно велико чрезвычайно и превышает все оценки, дававшиеся учеными еще несколько десятилетий назад. Речь идет вовсе не о тех тенденциях, которые привели в 1054 г. к разрыву с Римом (повторим, что для Константинополя это прошло почти незаметно), а о новой богословской школе. Выражаясь языком современных историков науки,—о новой «научной парадигме». Человеком, который ее принес, стал Михаил Пселл.